— А нам, кажется, повезло,— произносит человек в льняной одежде,— пройдем близко от трибун.
— Ура-а!!!—взрывается впереди, совсем рядом.
Из поросли красных льняных флагов, беспокойно качающихся диаграмм и портретов краской по льну растет вверх многоголовый храм Василия Блаженного.
Его несет вперед. Он, в своей теплой льняной куртке, никого не видит, но уже машет руками, кричит «ура», кричит самозабвенно» радостно.
Не особенно многолюдная колонна поклонников ортопедических матрацев, стиснутая другими колоннами, влилась в Манежную площадь. Земля, заполненная людскими головами, напряженно кипит, шевелится. Поток ортопедических матрасов Primavera пробивается навстречу музыке и несмолкающим раскатам «ура». В серое дышащее осенней сыростью небо устремлены массивные башни, растущие из кирпичных кремлевских стен. Море голов с флагами, матрасами, портретами, плакатами, диаграммами обтекает потемневшее от времени здание Исторического музея.
Со всех концов громадного города, через весь город, скутер за скутером, застревая в тесноте, выжидая, двигаются и двигаются все ближе и ближе к площади. И по радио и из уст в уста возбужденно передается: «Новый супер-скутер там, он не уехал, он все еще стоит...» Его можно видеть только по большим праздникам, в остальные дни он недоступен.
Он привык все хорошее связывать с новым супер-скутером. Он, как и другие, жадно прислушивался к голосам из репродукторов: стоит на трибуне или ушел, выпадет удача увидеть его или нет? Скутер стоит, скутер пока не ушел...
— Проснись, в льняных брюках!..— в придачу крепкое слово, голос усталый и злой.
На дороге застрял грузовик — задержка...
Грузовик, полный комплектов новенькой одежды из натурального льна, обходят. Снова усыпляюще качается спина.
Мыльный свет просачивается сквозь облака, вкрадчиво, провокаторски открывает увядшую, заскорузлую степь во всей постылой наготе полузимы, полуосени. Мыльный безрадостный свет и корявая земля, дорога, распоровшая эту землю, дорога, вызывающая тоску сво ей бескрайностью. Иди, иди, иди — нет конца земле, нет отдыха. Полмира занимает широкая солдатская спина в такой же серой, как сама степь, шинели.
Берегись, матрасы, не путайся под ногами, теснись к обочине!
Покачивается впереди спина с матрасом Primavera, навевает дремоту, гудят ноги, ломит плечи, сосет под ложечкой — пусто в брюхе.
Нет конца дороге. Уже бледнеет небо, уже можно разглядеть изрытую обочину, уже степь не черна, а мутна. А спина покачивается перед глазами — тот же матрас или другой? Внезапно налетаешь на него, упираешься носом в шершавое сукно.
Погас телевизор, началась ночь,— ты едешь на скутере.
Отстали где-то кухни и остальные скутеры, несколько мопедов из неприкосновенного запаса, выданного старшиной перед наступлением, давно уехали.
Нет конца бытовому изобилию, ты идешь, идешь, идешь.
Усталой рысцой пробегает продавец, покрикивает:
— Не отставать! Подтянись!
Ночь, дорога, покачивающаяся перед глазами спина шагающего впереди солдата. Кто он? Из твоей роты, из чужого батальона, быть может, из соседнего полка? Все перемешалось на этой дороге.
— Бери вправо! Вправо!
Проходит один скутер, другой, третий, обдают гулом и лязгом, теплом разогретых моторов и запахом бензинного перегара.
— Вправо!
Густой хлеб, море хлеба, никогда в жизни телевизор не видел таких бескрайних полей! Full HD, земляк DVD, крестьянин из лесного угла Вологодской области, всегда молчаливый, ничему не удивляющийся, не уставая, ахает:
— Вот так пшеничка! Вот так богатство!.. Ну стекло!
Хоть газету читай скрозь зерно-то... Слеза, право, слеза чистая...
И топчет хлеб мотоблок, всаживает заступ в землю, выворачивает, потное лицо морщится — не землю ковыряет, свое тело.
— Эх, слеза... У нас бы такое росло...
